На рождественские каникулы в 1991 году к ним приехала чета Трэверс с сыном. С младшим Трэверсом Морта была знакома ещё в школе. Не столько знакома, сколько видела – один факультет, общая гостиная и общий стол. Но не более того. Они не общались, лишь знали о существовании друг друга. А затем, в середине обеда отец объявил о том, что для поддержания чистоты крови волшебников и благополучия обеих семей Морта в дальнейшем станет супругой Трэверса. Неловкая ситуация, когда тебе всего лишь 14, а твоему потенциальному супругу уже 17 и в этом году он оканчивает школу и вступает во взрослую жизнь. Нет, она наверное и не была бы против, если бы ей предложили с ним пообщаться, познакомиться, влюбиться. Но не так, когда уже все предрешено и удачный союз, как успешную сделку, закрепили распитием коллекционного вина. Она не ненавидела его тогда, но тем не менее сразу же запретила даже подходить, трогать, смотреть в её сторону. И эти полгода были самыми отвратительными в её жизни – приходилось как-то уживаться под одной крышей. И будто назло постоянно сталкивались в коридорах, в гостиной. Не смотрели друг на друга, будто так и задумано. Только Морта врала себе и тайно следила за тем самым, которого ей пророчат в законные супруги. Но он окончил школу и напоминал о себе лишь письмами, на которые она отвечала коротко и сухо. Так и жили.
  Морта окончила школу с тремя оценками «выше ожидаемого» по предметам, которые не были такими уж и важными, поступает на службу в Министерство Магии на должность сотрудника отдела по обеспечению магического правопорядка. Как раз в этот год возвращается Темный Лорд, но министр магии и весь штат его приспешников оказываются слепыми и не верят тому, что твердит несносный мальчишка Поттер. Но ведь Пожирателям Смерти это все только на руку. Ричард ещё не позволяет дочери присягнуть на верность Лорду и принять метку, однако здесь Морта, рвущаяся стать Пожирателем Смерти находит неожиданного союзника – Трэверса, которой помогает ей в этом начинании. Как результат – у Эйлин к концу 1995 года имеется метка Темного Лорда и некоторая оттепель в отношениях с Трэверсом. Но не более чем.
  Спустя некоторое время она все же наладила отношения с Трэверсом, но не ради него или себя, а ради спокойствия родителей. Съехались, но всё ещё остаются чужими друг для друга. Из общих интересов – утренние газеты и какие-то бумаги по работе. Не более того.

Она выдыхает резко, почти судорожно, сжимая кулаки, кусая резко и больно, покрывая неприкрытые одеждой участки кожи своими собственными письменами и иероглифами, в которых угадываются символы пресловутой азбуки Морзе – точки. Множество точек со рваными краями, кровоточащие без остановки. Как и она, как и её сердце. Такое же рваное, царапанное. Её тоже кусали, её били, истязали, морили голодом, вливали в глотку раскаленное железо и насильно окатывали святой водой. Только ничего не помогало, она ночью снова выходила на охоту, голодная, злая и брошенная. Она же женщина, привыкшая к вниманию и обожанию, привыкшая к тому, чтобы в сумерках ночи её имя шептали чьи-то бледные губы, обветренные и обкусанные до крови, с остатками губной помады. Она привыкла быть единственной, привыкла получать все, стоит лишь ткнуть пальцем и люди/вещи падали к ногам. Это головокружительная сказка не могла бы никогда окончиться, Анна бы так же и жила, счастливо и безбедно, под сенью белого дуба, где-то в холодных северных странах Европы. А утром бы принимала солнечные ванны и умирала до заката, просто так, от прихоти или того, что она дура. Но ведь все было иначе, она каждое утро расчесывала кудри Макса, целовала его в щеки три раза и просила не опаздывать к ужину. А все остальное время просто тратила в пустую, зачитываясь очередной книгой. Когда у тебя за спиной не одна сотня лет, начинаешь иначе смотреть на мир, понимаешь, что, какие бы действия ты не предпринимал, через добрый десяток лет снова все повторится вновь. Ты придешь, сядешь и будешь рисовать одну и ту же картину, смотреть похожую программу по телевизору или так же выгуливать домашнего пса в парке под луной. Посему, Аннушка тратила время на книги.
Когда-то тратила.
I'll give you everything you'll ever need
And I'll find a way to turn you into a monster
Me and you, we could rule the world
'Cos no-one's gonna mess with me
I'm a monster
Ты совсем другое, милая Эдди. Ты что-то новое, что разбавило её серые будни, наполненные лишь пожелтевшими листами книг, свежими и юными девушками, чью кровь с дикой радостью раньше употребляла на ужин. Ты заменила Макса, Братство, оборотней и ведьм. Ты одна смогла её удивить, увлечь и заставить забыть все, что было до вашей встречи. Она почти отошла от дел, не спрашивая почему Макс такой напряженный, не спрашивает, откуда у них в гостиной появилась это омерзительная отрубленная голова вампира, на лице которого на века застыла маска недоумения и удивления – его правда убили? Да, киска, ты труп, твое тело наверняка предали земле, не позаботились о том, чтобы пропитать формалином, убрать из организма давно сгнившие органы. Тебя просто закопали в земле, как последнюю шлюху, а Аннушка даже не знает твоего имени. Но её забавляет это зрелище, как 8-милетнего ребенка, которому показали интересную картинку и он теперь восторженно хлопает в ладошки, покуда не наскучит зрелище и ему не покажут чего-то нового или более интересного.
Эдди – ты и есть это новое, ты более интересное. Ты живая. Ты не такая как все, не такая как Анна, ты живая по-настоящему. Ты страдаешь, ты плачешь, ты смеешься и пьешь свой утренний кофе без сахара, не заботишься о том, что в старости будут проблемы с зубами, организмом из-за какого-то утреннего кофе. У тебя есть цель – ты их ненавидишь. Но ты ведь это чувствуешь? Чувствуешь ненависть, что подкатывает к горлу, чувствуешь каждое мгновение, когда они рядом, ещё ходят по земле, ещё без деревяшки в сердце и с головой в положенном ей Создателем месте. Ты все чувствуешь, а они уже забыли каково это.
Эдди, это не жизнь. Это существование ради существования, ради того, чтобы доказать Богам, что они не самые сильные, что есть кое-что более могущественное – над ними ведь не властна Смерть, они её подчинили себе и теперь приглашают на пятничный ужин выпить хорошего вина и обсудить последние новости.
Sometimes
I feel like I want to live
Она тебя слышала, еще, когда ты только входила в лес, по её следам, по легким, едва заметным на снегу следам, которые оставляла будто специально для тебя, а на самом деле уже просто бежала, лишь краем сознания понимая, что это Ты. Твое дыханье узнает издалека, стоит тебе просто расстроенно вздохнуть и выдохнуть морозный воздух, как уже понимает, что случилось и что с твоим настроением. Ещё стоит лишь сделать два шага по скрипучему паркету, а она уже рядом и беспокойно выспрашивает причины дурного настроения, почему и кого надобно наказать? Ты ведь и сама понимаешь, она не может быть домашним животным, но старается, готовая по первой просьбе принести на тарелке сердца твоих обидчиков. Она ведь Аннушка, та самая, да. Та самая твоя Анна, что читала поздно вечером Ахматову и Блока.
- Я обещала? Я обманщица? – ей ведь и жаль, действительно жаль, когда осторожно тыльной стороной вытирает кровь с губ, хотя напротив – размазывает ещё больше, создавая образ тех самых популярных вампирш из современных сериалов о двух близнецах-недовампирах. Ты её обвиняешь? Тебе ли её обвинять, могла бы сама извиниться и пожалеть – Анна ведь столько дней терпела этот голод, эту жажду, когда под окнами гуляет столько свежего мяса, а она какие-то два дня как вегетарианской диете. Это как… Как будто ты ходишь по улицам, безумно хочешь есть и пить, но у тебя нет денег, все магазины закрыты, а рядом с тобой толкаются люди, в руках у которых по большому и вкусному гамбургеру и баночка колы, только-только из холодильника. А ты не можешь даже попросить, тебе стыдно, ты ведь такой крутой, всем улыбаешься и машешь, пожимаешь руки и обнимаешь крепко, как друзей.
- А ты представь, каково мне существовать без крови, Ида, - возвращаясь к почти обескровленному телу, допивая остатки, драгоценные капли из правого запястья, и, с отвращением, отбрасывая уже труп в сторону, будто ненужную и старую игрушку, место которой на свалке, - представь, что ты живешь без еды месяц, а то может и два. Я же чувствую все иначе, милая, мне становится хуже, а я не хочу умирать, - переводит взгляд на эту глупую деревяшку в руке, что Эдди держит в руке, будто спасательный круг. – Ты ведь знаешь, я могу сломать тебе руку, если ты просто попытаешься этой штукой лишить меня существования в подлунном мире, милая, - ласково, почти без угрозы, не подходя ближе, не сокращая расстояния. Ей хорошо, Гамильтон. Она снова чувствует себя живой, даже кожа перестала отливать бледно-голубым, а стала несколько светлее, более «живой», что ли? Хотя, это мало возможно, особенно когда ты стоишь босая, на снегу, а перед тобой машут заряженным пистолетом.
- Я держалась, Эдди. Ты сама все видела, зачем и почему я должна оправдываться? Ты думаешь, я смогу отказаться от крови? То есть ты заранее обрекаешь меня на смерть, верно? Каждый мой шаг не приближает меня к тебе, ты просто стремишься лишить меня головы любыми способами, чтобы не замарать руки? И это я обманщица, Ида?
Прислоняясь к дереву и удивленно окидывая взглядом Гамильтон. Неужели Она предаст? Неужели она докажет, что люди настолько двуличны? Не разочаровывай, Эдди.