© rsalaengvinh
Georgia Waters

I  Ш А Г. О Б Щ А Я  И Н Ф О Р М А Ц И Я.К у д а  н и  п о д а т ь с я,   о т  с е б я  н е  у б е ж и ш ь.  К а к  о т  т е н и.  В с е г д а  с л е д у е т  з а  т о б о й  п о п я т а м.

✘ Возраст и дата рождения.
22 года, 25 апреля 1978 года;
✘ Лояльность.
вслед за родителями и, позже, супругом, придерживается стороны Пожирателей смерти, однако не имеет метки и не является активной участницей политических событий;
✘ Место работы, должность.
домохозяйка;
✘ Уровень крови и статус волшебника:
чистокровная волшебница, уровень I, Grey;
✘ Магический уровень
Mediocris: NW(C)+WM(L)+RM(L)+FM(L)+DM(L)+MM(C)
✘ Ориентация персонажа.
гетеросексуальная.

II  Ш А Г. Б И О Г Р А Ф И Ч Е С К И Е  Д А Н Н Ы ЕВ д а л и  о т  в з г л я д о в  о б щ е с т в  а  п и ш у т с я  с а м ы е  л у ч ш и е  б и о г р а ф и и.
✘ Родственные связи персонажа
представительница рода Гэмп [второй, менее блестящей его ветви] — семейства в 1930-ом году включённого в состав "Священных двадцати восьми семей", в волшебном происхождении которых никто не сомневался. Дальняя родственница Хеспер Гэмп, в свою очередь, являвшейся супругой Сириуса Блэка II. Так же в числе родственников Серафины значатся — Мальсиберы, Уоррингтоны, Уилксы, Джагсоны, Роули и Борджины.

Вольфрам Саймус Гэмп — отец, чистокровный волшебник, 55 лет, трудится на благо колдомедицины в больнице святого Мунго, исполняя обязанности главного целителя отделения Отравления растениями и зельями. Избрал на себя роль домашнего тирана и деспота, чем в кругу семьи и прославился.

родовая линия отца:
Саймус Мордикус Гэмп — дед, чистокровный волшебник, 85 лет, в своё время, всего себя посвящал работе в Министерстве Магии на должности главы Отдела регулирования магических популяций и контроля над ними, где запомнился своими жёсткими, порой, абсурдными законами и ограничениями, направленными против магических меньшинств. Впоследствии, после того, как Саймуса проводили на заслуженную пенсию, многие из них были упразднены.

Магента Агнесс Гэмп [ур. Уоррингтон] — бабушка, чистокровная волшебница, 80 лет, по сей день занята одним лишь домашним хозяйством и выращиванием роз, некоторые из сортов которых, даже получали награды на цветочных конкурсах. Родила троих детей: Эйден, Вольфрама и Эдуардуса, однако в живых из них остался только средний. Эйден сошла с ума и окончила свои дни в специальном отделении больницы святого Мунго (до этого годы просидев под замком в родовом поместье). Эдуардус покончил с собой.

Ликорис Эшли Гэмп — прадед, чистокровный волшебник, всю жизнь прожил в Гэмп-холле, проматывая, оставленное отцом большое наследство. В семействе запомнился, как личность крайне невоздержанная и распутная. Оставил после себя троих детей: Аврелия, Саймуса и Бриони. Умер при загадочных обстоятельствах в возрасте пятидесяти восьми лет.

Артемида Флоренс Гэмп [ур. Уилкс] — прабабушка, чистокровная волшебница. Как и многие женщины из рода Гэмп — посвятила себя полностью дому и хозяйству. Сильно переживала из-за репутации своего супруга, поэтому, поговаривают, что виной ранней кончине Ликориса было вовсе не лишняя порция «Огневиски», а вишнёвый пирог, приготовленный руками его супруги, куда благоверная подмешала яд. После смерти мужа жила в Гэмп-холле до самой своей смерти вместе с дочерью Бриони, которая так и не вышла замуж. Мертва.

Аврелий Гэмп — двоюродный дедушка, чистокровный волшебник. Средний сын Ликориса и Артемиды Гэмп. Сочетался браком с Леандрой Берк, подарив миру двоих детей — Теренция и Флору. Поддерживал идею чистокровности, однако не одобрял радикализм, из-за чего имел натянутые отношения со старшим сыном. Мёртв.

Леандра Гэмп [ур. Берк] — двоюродная бабушка, чистокровная волшебница. Взяла на себя воспитание дочери Теренция, Диены, после смерти её матери, Берты от драконьего лишая. Мертва.

Теренций Гэмп — троюродный дядя, чистокровный волшебник, 49 лет, президент Британского филиала Международной Конфедерации магов. Отец Диены Гэмп.

Флора Браун [ур. Гэмп] — троюродная тётя, чистокровная волшебница, 43 года. Вышла замуж за Амадеуса Брауна, в прошлом — чиновника Министерства Магии. Мать Лаванды Браун.

Лаванда Мелисса Браун — четвероюродная сестра, чистокровная волшебница, 20 лет. Безработная, на данный момент имеет статус предателя крови.

Диена Элизабет Гэмп — четвероюродная сестра, чистокровная волшебница, 24 года. Ассистент президента Британского филиала Международной конфедерации магов

Энгерона Мона Уоррингтон [ур. Гэмп] — двоюродная прабабушка, чистокровная волшебница, сестра Ликориса Гэмпа. Вторая жена  Игнациуса Мортимера Уоррингтона, члена винзегамота.  Родила Игнациусу сына Джона и дочь Мэриан. Не перенесла бегства, а затем и ранней смерти дочери. Занималась спиритуализмом. Мертва.

Ламия Реджина Гамп [ур. Мальсибер] — мать, чистокровная волшебница, 49 лет, домохозяйка. Положила всю свою жизнь на ведение хозяйства, поддержания статуса леди и материнскую тиранию двух своих отпрысков: Юстаса и Серафины.

родовая линия матери:

Коллум Лоркан Мальсибер — дед, чистокровный волшебник, 87 лет, бывший глава Отдела магических происшествий и катастроф, отличался особенной неприязнью к магглам и грязнокровкам. Выйдя на пенсию, занялся таксидермией, заполняя дом чучелами животных и садовых гномов. С недавних пор надеется, что его давняя задумка - "Тайная вечеря" в объёме, обретёт, в прямом смысле слова, свою плоть в лицах чучел магглов.

Люциана Ивонн Мальсибер [ур. Борджин] — бабушка, чистокровная волшебница, 83 года, домохозяйка и отличная кулинарка. Не в пример многим женщинам семейства — обладательница решительного нрава и сложного характера. По факту — именно она является главой своей семьи, оставляя мужу прекрасную возможность, заниматься милыми чудачествами и ничего не решать. Мать Флавии и Ламии Мальсибер.

Зигмунд Кросби Мальсибер — прадед, чистокровный волшебник, увлечённый ахимик и исследователь. Всю свою жизнь положил на то, чтобы найти философский камень, однако так и умер ни с чем, успев, однако же, жениться и произвести на свет потомство. Мёртв.

Прозерпина Дейнерис Мальсибер [ур. Роули] — прабабушка, чистокровная волшебница, домохозяйка и ассистенка своего мужа. Умерла о драконьей оспы в возрасте пятидесяти лет. Мать Коллума Мальсибера.

Юстас Вольфрам Гэмп — старший брат, чистокровный волшебник, 28 лет, вслед за отцом отдал себя колдомедецине. На данный момент является целителем в больнице святого Мунго (отдел Недуги от заклятий). У него более чем странные отношения с сестрой — с одной стороны, он не любит её и благодарен лишь за то, что она, в своё время, взяла на себя часть материнского внимания (кое докучало Юстасу своей назойливостью). С другой — Серафина кажется ему интересной личностью, ещё более потому, что владеет талантом медиума и даром общения с фейри и духами. Прекрасный материал для опытов, доставшийся другому. Это сводит с ума.

Корлеон Альфред Эйвери — супруг, чистокровный волшебник, 48 лет, исполняющий обязанности начальника сектора Борьбы с неправомерным использованием магии.

✘ Место рождения персонажа
Гэмп-холл, Элм-стрит, Аппер-Фледжли, графство Йоркшир, Соединенное королевство.
✘ Место проживания персонажа.
Берик-айленд-менор, Берик, графство Нортумберленд, Соединенное Королевство.
✘ Биография

Как сказал когда-то давно классик — все счастливые семьи счастливы одинаково. Позвольте дополнить гения, не смущаясь заявив, что все семьи, где царит покой и благочинность, кажутся стороннему взору счастливыми, вне зависимости от того так ли это на самом деле или же нет. Зачастую те фамилии, о которых соседи говорят: «Это самая счастливая семья из тех, что мне известна», таковыми вовсе не являются. Сие правило, конечно же, имеет исключения, однако семейство Вольфрама и Ламии Гэмп оным не было.
Что заставило, тогда ещё, молодого, но уже подающего надежды лекаря, родовитого, но небогатого, обратить свой взор на младшую дочь Коллума Мальсибера? Далеко не любовь, о нет, а слово отца, за сына решившего, как тому надлежало существовать.
Гэмпы, как большие, так и малые ветви, держались за свои традиции столь крепко, что, порой, можно было упрекнуть членов клана в недостаточной здравости рассудка. Время течёт, господа, всё меняется, отчего же вы до сих пор ни на йоту не изменились? Вряд ли вопрошающий услышал бы ответ на свой бесцеремонный вопрос. Гэмпы не отвечают на бесцеремонные вопросы. Они вообще держатся подальше от людей, которые способны их задавать. Традиции нельзя нарушать. Это ведёт к беспорядку в голове и душе, а затем нечестивиц, разносит его всюду, как чумной или прокажённый заразу. Хороший пример — грязнокровки. Один волшебник оступился, решив смешать свою кровь, с кровью магглов, а теперь из-за него погибло столько здоровых древес! Нет, Гэмпы подобного терпеть не должны. Поддерживание семейных традиций, консерватизм — вот ключ к победе над беспорядком. Никаких браков «по любви», женского равноправия и знакомств с магглами. Никакого сыновнего ослушания и дочернего неповиновения. Разумеется, не все Гэмпы в роду были идеальны, не все послушно следовали за словами отцов и дедов. Однако те, о коих повествуется здесь, казалось, явили в себе всё то, за что их седовласые пращуры боролись до последней капли голубой крови.
Вольфрам женился на Ламии по велению своего отца. Женился, не испытывая особенного влечения к худой и бледной жене. Она робкая, невинная, не хватающая звёзд с неба, была очарована мужем, казавшимся ей и умным и красивым. И чем сильнее она хотела понравится ему, тем больше его от себя отталкивала. То были абсолютно разные люди — начиная от привычек и вкусовых предпочтений и заканчивая внешностью. Их ничто не роднило, даже появившийся спустя три года брака сын.  Рыжеволосого  мальчика назвали Юстас. Он стал единственным, что интересовало обоих родителей в равной мере. Не видя от мужа должной нежности, Ламия принялась изливать всю нерастраченную любовь на сына, балуя и портя его на свой лад. Не желая проводить с женой в гостиной долгие часы за скучной беседой, Вольфрам не гнушался лично подниматься в комнату сына, где журил его за провинности, иногда переходя ту грань, через которую лучше не переступать, дабы не оставить в душе ребенка неизгладимый след обиды. Оказавшись меж двух огней, Юстас, с возрастом, становился всё более и более замкнутым, отдаляясь от родителей, не вслушиваясь в вечные жалобы матери, не откликаясь на придирки отца. Он, в отличии от многих других детей, был счастлив, когда в апреле 1978 года, на свет появилась девочка, зачатая должно быть чудом, учитывая холодность друг к другу родителей. Хотя, быть может, никакой ледяной заслон не могу сокрушить гэмповскую любовь к традициям, кто знает …
Весенний ребёнок. Младшее дитя.
Девочка, на плечи которой, уже по рождению свалился целый груз ответственности, ибо женщины семейства Гэмп обязаны отличаться скромностью, послушанием и молчаливостью. Женщине семейства Гэмп положено быть покорной мужской воле, она должна помышлять лишь о том, красиво ли подан завтрак супругу, накормлены ли дети и достаточно ли чашечек из розового фарфора приготовлено для условленного со столь же благоразумными подругами привычного «five o'clock». Всё и более ничего. Остальное же пусть возьмут в свои руки мужчины, ибо сам Господь поручил им сие через сына своего Адама. И пусть времена меняются, одни власти свергают другие — какое это имеет значение? Её нарекли именем Серафина, всего лишь по ассоциации с огненными прядками волос, что топорщились над крошечным розовым лбом [1]
Удивительно, как одно и то же сердце способно загораться любовью и оставаться прохладно безучастным. Если сыну Ламия даровала всю себя, то Серафине достались лишь жалкие крохи. По непонятной причине миссис Гэмп не любила свою дочь. Нет, обязанности матери она, конечно же, выполняла, однако чувствовалось, что даётся ей это с трудом. Подрастая, Серафина проявляла всё больше живости и задора, чем, в своё время, не особенно отличался её брат Юстас, такой же огненновласый, но куда более сдержанный и спокойный. Жизнелюбие дочери приводило Ламию Гэмп в отчаянье. Леди пристало соблюдать тысячу и одно правило, а как, скажите на милость, можно привить и обучить их существо, которое ведёт себя столь возмутительным образом? Миссис Гэмп в каждой проделке и проказе дочери, видела чудовищное предзнаменование грядущего семейного позора и посему начала войну с несовершенствами пятилетнего дитяти. Щенок, принесённый домой и спрятанный под кроватью, пролитые на ковёр в гостиной чернила, не съеденный завтрак, слишком громкий смех и шумная игра в детской — привычные детские шалости, виделись матери, в исполнении Серафины, чем-то их ряда вон выходящим. Прозорливый наблюдатель сказал бы, что так Ламия расплачивается за свои сожаления и невзгоды, однако сама леди Гэмп была уверена — она совершает благое дело, когда запирает дочь на чердаке, оставляет без обеда или бьёт тонкой указкой по пальцам. Благое дело, которое, несомненно, спасёт душу и репутацию дщери рода Гэмп, ибо за душу и репутацию следует воевать с ранних лет, пока не поздно. И Ламия Гэмп воевала, всё больше и больше ускользая от Серафины, которая остро воспринимала материнскую неласковость, сердцем чувствуя всю её несправедливость. Мистер Гэмп не вмешивался. Домашние дела вызывали у него зевоту, и он старался по максимуму отстраняться от всего, что могло быть к ним причастно, а жаловаться отцу, этому, воистину, правителю семьи, Серафина никогда бы не решилась. Её союзником мог бы стать брат, но и он, увлечённый книгами, коллекцией сушёных ящериц и прочими, пока малоинтересными для мисс Гэмп, вещами, отличался поразительной глухотой. И потому, как и многие дети, на которых направлен зоркий взор неласковых воспитателей, готовых в любую минуту найти повинность там, где её не было, Серафина старалась меньше попадаться матери на глаза.
Но следует отдать должное леди Ламии, признав — природа и вправду не наделила её дочь склонностью к послушанию. Сколько бы ни старалась матушка, как бы ни выбивалась из сил, упрямство Серафи, помноженное на неуёмное воображение, побороть было трудно. Она готова была снести наказание, только бы не отказываться от очередной шалости или затеи.
То была, по рождению своему, весёлая натура, пусть даже и взращённая в окружении людей и вещей далёких от радости. Мистер и миссис Гэмп были людьми скучными, а сам Гэмп-холл на редкость унылым домом. Серафину же манила к себе свобода. Вересковые пустоши за особняком безмолвно приглашали бегать до колотья в боку, мрачноватые болота, раскинувшиеся на севере Аппер-Фледжли, не пугали, а наоборот поселяли в душе смутное ожидание приключений, ведь там, несомненно, живёт бессчетное количество болотных огоньков. Во всяком случае, в саду вдовы священника жили феи, и Серафи нравилось слушать их истории. Для этого она готова была даже вылезти через чердачное окно на улицу, не боясь сумрака ночи и родительского нагоняя. Эта рыжая девочка, заострённой мордашкой и колючим взглядом светло-зелёных глаз, сама чем-то напомнила фею, и должно быть потому находила с маленьким народцем общий язык.
Но не только феи разделяли одиночество Серафины. Поместье Гэмп граничило с другим «волшебным» особняком, где проживало чистокровное семейство, корнями своими уходящее в род Фермэйдж. Обе семьи наносили друг другу визиты вежливости, не окрашенные ничем более, кроме как правилами хорошего тона. Как то нередко бывает, младшая дочь мистера и миссис Фермэйдж, негласно была провозглашена «подругой для игр Серафи». Однако, если обычно дети сведённые таким образом, терпеть друг друга не могут, Серафина и Юфемия действительно подружились. Обе в своей «благословлённой» дружбе находили утешение — звёзды сложились так, что каждая занимала в родном доме не первое место, и если мисс Гэмп упрекнуть можно было лишь в излишней непоседливости, то маленькая Фермэйдж грозила, в будущем, действительно стать позором семьи. Пока об этом не говорили явно, но позволяли себе достаточно прозрачные намёки —  Эффи уродилась сквибом. Старшая мисс Фермэйдж уже показала, что владеет магическим даром, выпрыгнув, подобно пробке, из вод пруда, куда её угораздило упасть, в то время как младшая, какие бы каверзы не подстраивали для неё родные, никоим образом своего колдовского таланта не проявляла. Последний оставшийся год перед получением письма из Хогвартса, прошёл в томительном ожидании для обеих девочек — Серафи знала, то, что боялась даже произнести вслух при подруге — леди Гэмп никогда не разрешит им больше общаться, если Юфемия Фермэйдж действительно окажется «проклятой». Ламия уже и так сетовала на то, что опрометчиво допустила эту ненужную, по её мнению, дружбу. Фортуна, меж тем, расставила всё по своим местам. В мае 1989 года, Эффи заболела. Поначалу миссис Фермэйдж подозревала обычную простуду, однако состояние девочки ухудшалось с каждым днём. Вердикт лекаря был не утешительным — драконья оспа. Надежды на противодраконью сыворотку Ганхильды из Горсмура оказались тщетны. Сквибам не в помощь все магические ухищрения в борьбе с тяжкой болезнью. Спустя три недели Юфемия скончалась. «Это лучшее, что она могла сделать для своей бедной матери, — бросила Ламия Гэмп, узнав о несчастье, — Подумать только — что за позор воспитывать сквиба!»
Произошедшее, равно как и слова матери, шокировали Серафи. Мысль о том, что уже больше никогда она не увидит подругу, приводила девочку в отчаянье. Она переживала столь сильно, что это заметил даже отец, никогда толком не обращающий на дочь внимания. То ли из сочувствия, то ли потому, что он, наконец, отдал себе отчёт, что его ребёнок вступает в период жизни отличный от младенческого возраста, Вольфрам стал больше беседовать с Серафиной, дозволял проводить время в его библиотеке и, о чудо, велел снять наказ на обязательное нахождение в детской, после девяти. Теперь мисс Гэмп полноправно считалась вышедшей из «нежного» возраста.
Письмо из Хогвартса лишь подтвердило это.
Сие событие надлежало отпраздновать, что Гэмпы и сделали, соединив семейное торжество с ужином, в честь возвращения из далёкой поездки сэра Корлеона Эйвери — видного министерского чиновника, изобретателя и друга сэра Вольфрама. Господин Эйвери уже пару раз бывал в Гэмп-холле — первый, за три четверти года до рождения Серафи, второй — в год трёхлетия младшей Гэмп, которой был преподнесён в подарок игрушечный слон, умевший танцевать твист. Игрушка бережно была спрятана в одном из старых буфетов, а в память девочки мистер Эйвери врезался духом индийского табака и дьявольской хитростью улыбки. Таким, или почти таким, потому, что к экзотическому благоуханию и ухмылке, прибавился ещё и лукавый блеск глаз, тёмная мантия с вытканным на ней золотом восточным узором и чуть хрипловатый, низкий голос, он предстал в тот праздничный вечер, испугав Серафину. Не робкого десятка девочка, в присутствии этого волшебника, чувствовала себя странно — одновременно нечто притягивало и отталкивало её от него. Она вообще в тот вечер всё больше молчала, вслушивалась в шорохи, всматривалась в сгущающиеся сумерки за окном.
Аромат можжевельника преследовал её.
Тень на гладкой поверхности зеркала заставила Серафину вздрогнуть. Уже облачённая в ночную рубашку, с расчёсанными волосами и книжкой под одеялом, она лежала в кровати, и оттого эта малость, вызванная, должно быть, пригнутой ветром к окну веткой, слегка напугала её. Почесав кончик носа, мисс Гэмп перелистнула страницу, как вдруг совершенно отчётливо услышала звонкий девичий смех, а вслед за ним, подняв глаза, увидела Юфемию Фермэйдж, стоящую у окна. Волшебника трудно удивить появлением призрака, однако присутствие мёртвой подруги в спальне, вряд ли можно было назвать будничным визитом вежливости.
— Ты должна взять меня с собой в школу, — заявила Эффи, и в её голосе слышались обиженные нотки.
— Я ... Я бы с радостью, но я не знаю, как ... Милая Фифи, я не знаю.
— Нет, ты знаешь, иначе бы ты не позвала меня.
— Но я не звала тебя!
— Нет, звала. Не лги мне.
Обида, казалось, крепла и множилась. Юфемия подплыла ближе к сидящей на кровати Серафи, протягивая к ней руки покрытые язвами. Призрачное лицо исказила гримаса злости.
— Ты возьмёшь меня с собой или я убью тебя.
— Мэрлина ради, что ты говоришь, Эффи!
— Ты звала меня!
— Нет!
— Звала. На чердаке.
И тут мисс Гэмп вспомнила — на чердаке, среди полок со старыми книгами у неё был тайник, в котором лежала всевозможная всячина, того рода, кою обычно собирают дети: причудливой формы камешки, птичьи перья, стеклянные шарики, старые, поломанные украшения. Среди всего этого великолепия затесалась и шёлковая овечка, подаренная незадолго до рокового мая Серафине её подругой. В минуты, когда воспоминания об Эффи становились особенно невыносимыми, мисс Гэмп поднималась на чердак, представляя играющую рядом подругу. И вот теперь ...
— Я не хотела ... Я просто соскучилась по тебе.
Доля секунды и призрачная девочка кинулась на Серафи, прошла сквозь неё, обдав холодом, и пропала, оставив рыжую подружку дрожать в одиночестве. Только осознав, что Эффи больше нет рядом, Серафина закричала, слыша, как где-то совсем рядом, жалобно блеет овечка. Это проклятье или благословение? Сон или явь? Мираж или наведённые умелыми руками чары? Дурман рассеялся лишь тогда, когда сильные руки схватили её за плечи и встряхнули, а чуть хрипловатый голос произнёс над ухом:
— Шшш ... малышка, это был ночной кошмар.
Слёзы брызнули из глаз. Худенькие ручки Серафины цеплялись за пальцы господина Эйвери, услыхавшего из гостевой спальни крики и поспешившего на помощь. Мистер и миссис Гэмп сочли бы подобное слабостью и почвой для дальнейших капризов.
— Иногда они возвращаются, Зера. Иногда некоторым дано их увидеть.
И она видела. Не только Юфемию, но и других. Время настало проявиться способности, которой многие хотели бы избежать. В отличии от иных детей,
она видела фестралов.
Шляпа избрала для неё Слизерин, что, в общем-то, оправдало чаяния родителей, ожидающих от дочери, вслед за сыном, уже успешным студентом «змеиного» факультета, умножения семейной славы [пусть даже слава сия, будет лишь приятным дополнением к приданному]. Училась рыжеволосая Гэмп не блестяще, но вполне прилично, особенно выделяя для себя зельеварение, травологию и прорицания [те самые голоса, порой, очень вовремя давали о себе знать]. Она не принадлежала к сливкам студенческого общества, но и изгоем не была, благодаря раскидистому семейному древу и лёгкому нраву. Так, шаг за шагом, мало-помалу, рыжая девочка-егоза, подруга фей и головная боль матери, ушла в небытие, уступив место молодой волшебнице, день ото дня чувствующей, как сжимаются вокруг неё железные пластины корсета, имя которому «традиции». Едва сдав последние экзамены, Серафина, к вящему своему неудовольствию, узнала из писем матери, что та готовит ей встречу с «возможным будущим мужем», когда-то присмотренным отцом среди сыновей его друзей. Стоит ли говорить, что в Гэмп-холл, Серафи вернулась в самом подавленном расположении духа.
Дом показался ей ещё более унылым, чем прежде. Отец был всё так же неприступен и строг, мать – худа и колюча, а брат … Удивительно, но с годами их отношения ухудшились, вопреки всем ожиданиям Серафины. Юстес, как будто опасаясь любых семейных привязанностей, старался избегать её, в любых беседах ограничиваясь лишь прохладными, порой презрительными, фразами. Да и кто, собственно, она такая? Всего лишь украшение гостиной.
Всего лишь женщина.
Этого же мнения придерживался и жених мисс Гэмп. Родители постарались на славу, подобрав дочери до тошноты правильного и по-змеиному скользкого «подающего надежды министерского чиновника». Серафина, сидя на веранде за чайным столиком, готова была поклясться, что у Бенджамена изо рта воняет нафталином. Уж лучше сбежать в далёкие страны, скитаться босой по песчаным дорогам, питаясь жаренной саранчой, чем согласиться на подобное … подобное …
Она не могла найти слов.
Библиотека отца, сумрачная и прохладная, служила теперь убежищем для мисс Гэмп. Она почти ночевала там, читая, делая вид, что читая, пролистывая, просматривая бесчисленное количество книг и альбомов. Только, чтобы не там. Чтобы подальше от них. И в это утро, промозглое и дождливое, Серафина занималась тем же. Капли дождя барабанили по стеклу, остывала чашка чая, шуршали страницы энциклопедии домашних зелий. Глупо прятаться здесь, в надежде, что все забудут о твоём существовании. Глупо надеяться на то, что тебя услышат, поймут, пожалеют. Ведь никогда, никогда за все двадцать с лишком лет, никто не слышал, не понимал, не жалел. Она тянула, изворачивалась, увиливала, медлила, пытаясь выкрутится из цепких рук матери, которая систематически изводила дочь уже на протяжении полугода, заводя разговоры о свадьбе, грозя безбрачием и будущем синего чулка. Долго так продолжаться не могло.
Жаренная на солнце саранча, виделась мисс Гэмп всё более и более завлекательной.
— Вам не страшно гулять одной, мисс Гэмп? — мужской голос, таящий усмешку, разорвал её мысли, точным взмахом клинка.
Дождь кончился, и Серафина решила прогуляться. Теперь она уже не боялась услышать родительское «нет», на вопрос о том, можно ли пойти побродить в саду. Ныне даже задавать его, казалось девушке странным. Вересковая пустошь ждала её, как и в детстве — манила к себе, увещевала отдаться ветру, и горьковатому аромату трав на поруки. Место для игр, теперь превратилось в пристанище для тяжких дум и тайных слёз.
— Меня никогда не спрашивали об этом, мистер Эйвери, и потому, я даже не знаю, что и ответить, — друг отца, тот самый, знаменитый и пугающий, сэр Корлеон, взирал на Серафину с лёгкой, ироничной усмешкой, что, в свою очередь, задевало её, подстрекая наперекор хорошему тону, наговорить дерзостей и по-детски сбежать.
— Слышал, что Вас хотят выдать замуж. Поздравляю с отменным выбором.
Это было уже слишком. Серафина нахмурилась, пнула носком башмака камешек, и только потом, чуть дрожащим от клокочущей в груди бури, голосом, возразила:
— Вам следует поздравить моего отца и мать. Это их заслуга. Я здесь совершенно не при чём.
Ах, если бы её только слышала леди Гэмп! Она хотела было уйти, убежать от него подальше, потому, что этот разговор, начинал раздражать и без того напряжённые нервы, однако мистер Эйвери проворно поймал её за край вязанной кофты, и притянул к себе.
— Постойте, я совсем не хотел обижать Вас. Да погодите Вы, маленькая фурия! Значит — брак по сговору, традиции и всё такое ... Хм ... А что бы Вы сделали, если бы перед Вами забрезжила бы надежда на избавление от сего несказанного счастья?
— Всё, — выдохнула рыжая волшебница, совершенно не понимая, куда он клонит.
— Ловлю Вас на слове, малышка.
Недаром Князь Тьмы предстаёт перед своими жертвами в наряде чужестранца, искусно сплетая слова, дабы обольстить и увлечь доверчивого простофилю на кривую дорожку. Серафина Гэмп на вересковой пустоши повстречалась с самим Дьяволом в обличи друга семейства. Иначе никак нельзя было объяснить то, что случилось немногим позже.
Всего лишь пару ничтожных дней спустя.
— Отец решил, — леди Гэмп старалась не смотреть на дочь, когда, позвав её в малую гостиную, где, обложившись вышиваниями, проводила дни напролёт, начала разговор, ради которого решилась нарушить собственное уединение, — Что Бенджамен не лучшая партия для такой девушки, как ты. Он ещё слишком молод ... для того, чтобы построить достойную семью. Быть может через пару лет ...
— О, да, мама, конечно, — только присутствие матери не позволяло Серафине прыгать и верещать от радости. Она ограничилась лишь тем, что взяла себе ещё кусочек лимонного кекса.
— Поэтому он ... Словом, он принял решение, что тебе нужен более взрослый и ответственный человек. А поскольку такой человек у него есть, то было бы неразумным, на сей раз, тянуть со свадьбой.
Кусочек лимонного кекса замер в воздухе. Мисс Гэмп со смешанным чувством ужаса и недоверия смотрела на мать.
— Более взрослый и ответственный? — эхом повторила она, инстинктивно понимая, что слова сии ничего хорошего ей не предвещают.
— Конечно, двадцатишестилетняя разница в возрасте это ...
— Это ... конец.
— Немедленно прекрати. Это необычно, но не настолько, чтобы счесть подобный союз невозможным. Хотя я, — казалось, леди Гэмп, впервые в жизни, действительно переживала из-за того, что происходило с её дочерью. Та бы даже подивилась сему обстоятельству, если бы не была столь шокирована услышанным, — Считаю, что лучше всё как следует обдумать, но раз отец решил, значит, так тому и быть.
Жених богат, знатен, на хорошем счету в Министерстве. Ко всему прочему он интересная личность — путешественник, учёный, коллекционер редчайших артефактов ...
— И к тому же старый, горбатый и глухой ирландский пердун,
— язвительно вторил родителям Юстас, лениво ухмыляясь.
Весь дом стоял вверх дном — молодых решили обвенчать в церкви Аппер-Фледжли, после чего те должны были отправиться в резиденцию жениха. Без лишних проволочек и торжеств. Конечно, скучно слушать музыку и вкушать деликатесы, когда чиновник сорока семи лет, женится на двадцатиоднолетней.
Серафина, все дни, предшествующие подготовке к свадьбе, прожила в аду. Отец забрал у неё палочку, лишая девушку последней возможности к бегству. Её, без лишних разговоров, заперли в спальне, даже не удосужившись сообщить имя будущего мужа. Средневековое варварство, и куда только смотрит Министерство Магии, волшебная общественность и социальные службы ... Даже духи молчали, будто бы войдя в сговор с Дьяволом.
Его выдал смех. Ироничный, язвительный, полный до краёв искренним весельем, а не злобой. После венчания, которое провели лишь в кругу близких родственников со стороны невесты, она наконец оказалась наедине с новоиспечённым мужем — действительно горбатым и седым. Им накрыли лёгкий обед в одном из крохотных залов местного паба, и Серафина, ни живая, ни мёртвая, от сознания собственной незавидной участи, едва ли не плакала, усердно ковыряя вилкой салат из тыквы. И вдруг этот смех ... В недоумении она подняла глаза, ожидая увидеть малопривлекательную сморщенную физиономию, однако встретилась взглядом с искрящимися смехом глазами мужчины, которого знала отнюдь не в качестве супруга.
— Вы?
— Да ... Я, признаю, что заслуживаю всех кар небесных, но отказать себе в удовольствии, убей меня Мерлин, не мог, — Корлеон Эйвери, уже не скрываясь, хохотал, чем ещё больше выводил свою молодую жену из себя.
— Вы ... Да ... Пикси Вас раздери! Вы или ненормальный, или просто бесчестный негодяй, раз позволили себе ... Такое, — салат из тыквы вместе с тарелкой упал на пол, рыжая фурия вылетела из-за стола, готовая растерзать обидчика в клочки.
— Если Вы сейчас же не умолкните, юная дурочка, я навсегда превращусь в того старика и уже никогда не стану пожилым очаровательным красавцем.
— Мне всё равно. Я иду домой.
— У миссис Эйвери лишь один дом. И он явно не стоит на Элм-стрит. Полно уж. Леди Эйвери быть куда лучше, чем мисс Гэмп.
Действительность показала, что он оказался прав.
Ещё и года не прошло, как мисс Гэмп превратилась в леди Эйвери — хозяйку Берик-айленд-менор, однако Серафина, невзирая на всю обиду и злость на мужа, потихоньку соглашается с ним про себя, что эта новая жизнь, нравится ей больше прежней. У неё есть всё, что только может пожелать женщина, как маггловского, так и магического происхождения. Или почти всё. Но грех не любить такого человека, как Корлеон, который позволяет ночами не спать, есть когда придётся, дарит премилые подарки и даже не требует нарожать кучу наследников для растерзания накопленных годами богатств. Сокровище, а не муж. Вместе с тем, леди Эйвери боится его, и этот страх крепнет в ней всё сильнее и сильнее, чем больше она узнает Корлеона. Он ведь, если хотите знать, и вправду Дьявол. Самый настоящий, благо пламя ада поцеловало его в щёку. Он управляет ею, как управляют марионетками, играется, как кошка с мышью.
— Пойдите сюда, мадам. У меня для Вас есть очаровательная штучка, — на смуглой ладони лежит небольшая бутылочка с ярко-зелёной жидкостью.
— Это яд? Вы хотите меня убить? — спрашивает она, но, вместе с тем, послушно подносит пузырёк к губам.
— О, нет ... Пока, нет. Но сегодня Вам будут сниться особенные сны, а завтра перед завтраком — Вы их мне расскажите.
— Элейна права — Вы Князь Тьмы, — Серафина, откинув голову назад, залпом выпивает содержимое пузырька. Медовая горечь наполняет рот.
— Кто это такая?
— Жена Вашего пра-пра-пра-пра деда. Он задушил её в постели чулком, а потом ушёл играть с гостями в плюй-камни. Мы иногда с ней разговариваем в гардеробной.
— Дьявол и ведьма — чудесная пара.

III  Ш А Г.  П С И Х О Л О Г И Ч Е С К И Й  П О Р Т Р Е Т О с т а в а й с я  с о б о й  —  м и р  б о г о т в о р и т  о р и г и н а л ы.

✘ Положительные черты характера
жизнелюбие, весёлость, отходчивость;
✘ Негативные черты характера
непокорство, желание всегда настоять на своём, подчас — во вред себе, некая доля инфантильности, капризность, несдержанность, обидчивость и, как следствие — желание насолить виновнику, нередко, обретает законченную форму, склонность к шуткам, которые не всем по нраву;
✘ Специфические особенности
— она может похвастаться прекрасной памятью, отчего некоторые люди приходят в замешательство — попробуй не удивись, когда с тобой продолжают беседу ровно с того момента, на котором завершили;
— верит в существование рая и ада. Странным было бы не верить, встречая призраков чаще, нежели чем соседей;
— она из тех, общение с кем не вызывает неудобств. Даже ссорясь с кем-то, миссис Эйвери, умудряется не перегибая палку, оставить оппонента с легким привкусом лесных ягод во рту [c]
✘ Описание характера

Фортуна не зря свела её в детстве с «маленькими людьми» — в характере Серафины достаточно черт, свойственных феям, с коими она, в прошлом, так прекрасно нашла общий язык. Да, она весела, легка в общении, жизнерадостна и, в некоторой степени, беспечна, однако кроется в ней некая темнота, способная толкнуть эту хрупкую, маленькую леди на поступки далёкие от совершенства. Прожившая добрую часть жизни под гнётом родового ига, ныне, выйдя замуж, ощущает себя свободной в большей мере, чем полагала. Она ревностно держится за эту свободу, более всего на свете опасаясь быть запертой в золотой клетке, по юности до конца не понимая, что уже успела стать зависимой от своего умного и хитрого супруга. Ломкий, стеклянный цветок, привезённый из дальних странствий. Прелестная игрушка для опытов.
В достаточной мере умна, любознательна. Ей безмерно интересно всё, чем окружает себя её сэр Эйвери — начиная с книг и заканчивая ингредиентами для зелий в его лаборатории. У Серафи достаточно здравого смысла для того, чтобы понимать — всех её познаний никогда не хватит на то, чтобы постичь увиденное и услышанное до конца, однако она старается, так как беседы с Корлеоном увлекают её воображение. Авантюрна, из-за чего с лёгкостью согласилась на предложение супруга поучаствовать в его опытах. Многое видится ей просто забавной игрой, развлечением, способным развеять скуку, пусть даже развлечения эти не так уж безопасны, как кажутся на первый взгляд.
Талант медиума, меж тем, наложил отпечаток на Серафину. Причём отпечаток глубокий, почти неизгладимый. Страх, вызванный открытием дара, обострил чувство одиночества, заглушённое переменчивым настроением и отходчивостью. Голоса почивших, не всегда таких очаровательных и забавных, как леди Элейн, способны довести госпожу Эйвери до исступления, и в эти минуты её трудно узнать, ибо место проказливого дитя, занимает нервное, в чём-то одержимое существо, подступиться к которому даже супругу не удаётся с первого раза. Она бессильна перед гласом смерти, в чём-то даже предательским слаба, так как, нередко, не в состоянии взять себя в руки и дать должный отпор. Именно эта предательская слабость до сих пор шепчет ей, что лучший выход это всегда бегство.
Корлеон видит в ней ребёнка — кем она, собственно, до сих пор и является. Шагнув со школьной скамьи под венец вряд ли можно повзрослеть в одночасье. Должно пройти немало времени для этого, однако в мире, который едва-едва выкарабкался из лап войны, подобное может произойти в любой момент.

IV  Ш А Г.  Л И Ч Н Ы Е  Д А Н Н Ы Е В  к а ж д о й  к р у п н о й  л и ч н о с т и  е с т ь  ч т о - т о  м е л к и м  ш р и ф т о м.

✘ Основной профиль
на данный момент — этот;
✘ Связь с Вами
отдельная просьба — при добавлении, обязательно укажите откуда вы, так как неизвестные контакты я стараюсь игнорировать: skype: libertineheathcliff
✘ Пробный пост

Примечания:
[1] Серафимы  — в христианской традиции высший ангельский чин, наиболее приближённый к Богу. Древнееврейское слово «сараф» (ивр.שָׂרָף, śārāf) имеет несколько значений: пылающий, огненный; змей, летающий змей, змееподобная молния; летающий дракон или грифон ©
В анкете использованы цитаты:
Анн и Серж Голон «Анжелика»;
Шарлотта Бронте «Джен Эйр».

Отредактировано Séraphine Avery (2014-07-20 01:23:49)