Констанция никогда не мечтала о своей собственной семье, но всегда знала, что она у нее будет. Констанция никогда не мечтала оторваться от своего рода, но всегда знала, что рано или поздно это случится. Констанция старательно избегала контактов с чужаками и никогда не желала уезжать из Норвегии, но знала, что судьбой предрешено иное. И никогда не пыталась противиться, никогда не пыталась оспорить решение Богов, норн, или самого Одина, потому что ее учили принимать судьбу, какой бы она ни была, даже если эта судьба претит ее натуре, сути и сущности. А натура, суть и сущность Констанции раз за разом твердила ей, что после смерти брата на ее плечи возляжет страшная ноша, чудовищная, непосильная. Ей суждено стать наследницей своего рода, ей суждено принять бразды правления над самой могущественной династией всей Норвегии и Эдегор не была уверена в том, что сможет с этим справиться. И уж конечно же, она не была уверена в том, что это каким-то образом совместимо с ее замужеством. Но видения упрямо вторили об ином, видения ярко и недвусмысленно говорили о том, что Ричард Гринграсс – посол Великобритании, посол этой Одином забытой страны станет ее супругом в недалеком будущем. Эдегор не знала каким образом он добьется разрешения ее отца, Эдегор не знала как он осмелится отвезти ее в страну охваченную огнем безумной и безудержной кровавой войны, Эдегор не знала почему именно Ричард. Эдегор ничего не знала. Но впервые увидев его на приеме в собственном доме, Констанция уже понимала, что судьба ведет ее к исходу, который она видела не единожды, к исходу, который становился тем неизбежнее, чем больше времени она проводила с этим мужчиной. То была не любовь и даже не привязанность. То был интерес – безумный, безудержный интерес, захлестнувший разум Констанции, завладевший на время ее чувствами, ощущениями, ею самой. Ричард был прекрасным собеседником, неизменно галантным и привлекательным мужчиной и ему нельзя было отказать в умении очаровывать женщин. И хотя Констанции претила роль «одной из», она неизменно много времени проводила в его обществе, что стали отмечать и мать, и отец, и все те, кто когда-то знал Эдегор. Она пропустила момент, когда позволила Гринграссу впервые появиться на пороге ее дома, она пропустила момент, когда он настолько прочно вошел в ее жизнь, что Констанция подпустила его к самому сокровенному, к самому важному, что было в ее жизни – к Юдит. К девочке, которая за очень короткий срок стала ей не племянницей, но дочерью, к девочке, которую все это время она так ревностно и так яростно оберегала от любых возможных опасностей, от вмешательства Каделя, отчаянно желавшего если не искупить свою вину, то по меньшей мере найти контакт с ребенком, с ребенком, в котором заключалось будущее династии, если только он позволит своей единственной дочери заключить брачный союз с тем, кто начертан ей судьбой, с тем, кого она видела в своих снах и видениях тысячи раз, начиная с двенадцати лет. Юдит стала для Констанции смыслом после потери брата, после потери племянника, после страшной потери тех, кто был ее частью. Привязанность Эдегор к старшему брату была огромна и несоизмерима ни с какой другой привязанностью в этом мире, потеря Артура день за днем отдавалась щемящей пустотой в раненой душе и Констанция содрогалась. Содрогалась в ужасе произошедшего, с трудом находя в себе силы, чтобы держать себя в руках. Держать себя в руках не ради самой себя, своей безупречной репутации и репутации династии. Держать себя в руках ради Юдит, ради девочки, потерявшей в этой войне в тысячу раз большее, потерявшей в этой войне веру в людей и детство, которое было отведено ей по праву. И Констанция справлялась. Справлялась с собой каждое утро, каждый день и каждый вечер, который неизменно проводила с племянницей. Она видела в Юдит своего брата, видела его взгляд, видела его трудный, противоречивый характер, видела его кровь, которая уже бунтовалась в венах ребенка, которая уже не давала ей возможности преклонить колени перед дедом и простить его. Это заставляло Констанцию улыбаться. И это же заставляло ее руки холодеть в моменты, когда юная Эдегор была так похожа со своим отцом, что это становилось невыносимым.

Но как бы там ни было, а знакомство Ричарда и Юдит прошло без эксцессов. Мужчина знал, насколько дорога девочка Констанции и наверняка понимал, что если не понравится малышке – их отношения с Эдегор закончатся абсолютным провалом, потому что семья для волшебницы значила слишком много, единая кровь заменяла ей все возможные иные связи и она не подпустила бы к себе и к этому ребенку того, кто не пришелся бы девочке по душе. Это было жестоко, где-то это было эгоистично, но Констанция всегда ставила, ставит и будет ставить свою семью выше всего остального, даже если речь шла о личном благополучии, даже если речь шла о ребенке, о котором уже знала она, но еще не знал Ричард, сделавший ей предложение тремя днями ранее, но еще не испросивший разрешения у отца Констанции. Она признается ему, признается но несколькими днями позже, если только Кадель позволит Гринграссу жениться на единственной Эдегор, достигнувшей совершеннолетия и потому имеющей право наследовать династии. А пока думы Констанции были тяжелы от иного, а пока ее мысли были далеки от замужества, далеки от Ричарда и далеки от проблем, которые могли возникнуть между ними, если только отец воспротивится союзу и поставит окончательную жирную точку в решении о наследовании семье. Волшебница боялась за иное. Волшебница боялась за свою племянницу, боялась за ее восприятие этой ситуации, боялась за то, что произойдет если только девочка не пожелает стать частью ее новой семьи, а захочет остаться в доме деда. Эдегор с ужасом думала о том, что случится если малышка примет такое решение и останется в поместье наедине с мужчиной, который не знал как к ней подступиться и оттого испытывал инстинктивную неприязнь. Кто позаботится о ребенке? Кто сможет охранять ее равно также, как делала это Констанция? Кого сможет принять малышка, если даже свою тетушку она приняла с огромным, немыслимым трудом? Эдегор было страшно. Впервые ей было страшно, потому что она ни за что не оставила бы этого ребенка в доме отца, даже если этого потребовал бы сам Один. А если так, то это значило, что она не заключит брачного союза с Ричардом и их ребенка – их светловолосую дочь назовут бастардом, репутации династии будет запачкана и тогда…

- Как она? – этот вопрос статичен. Он не изменяется в зависимости от времени, настроения или какого-либо иного фактора. Констанция всегда интересуется настроением Юдит прежде чем посетить ее, всегда интересуется ее успехами в учебе, нередко разговаривает с ее преподавателями и никогда не оставляет ее одну слишком надолго. Внимательно смотрит на личную служанку Юдит, расправляя складки на платье и снимая с плеч выходную мантию. Неторопливо пересекает коридор и заходит в свои покои, прежде чем навестить племянницу. Торопливо семенящую за ней служанку слушает очень внимательно, искренне желая владеть информацией, потому что все, что касается девочки – напрямую касается и самой Констанции. И это не может быть маловажным.
- Фрекен Эдегор находится в добром здравии и хорошем расположении духа. Преподаватель астрономии говорит, что девочка очень способна и если она не будет засыпать посреди занятий – добьется больших успехов, - служанка запинается, наблюдая за реакцией Констанции. Волшебница задумчиво склоняет голову и улыбается, - Когда я была маленькой, фру Мортенсен нередко жаловалась моему отцу на то, что я сплю посреди занятий, - немудрено – вставать в два часа ночи ради того, чтобы разглядывать звезды – это слишком для восьмилетнего ребенка и в сущности Эдегор не волновала такая маленькая проблема, существующая у ее племянницы. Всестороннее образование было мифом, чтецы звезд имелись в Норвегии в неограниченном количестве и Констанция разумно полагала, что девочка вполне себе может позволить некоторые послабления в указанной области.
- Преподаватели чар, зельеварения, истории магии и гербологии написали подробные отчеты, с которыми Вы можете ознакомиться вечером – они лежат у Вас на столе. В целом все они лишь положительно отзываются о девочке и полагают, что в Дурмстранге она добьется впечатляющих высот.
- Очень хорошо. Предупреди Юдит. Я скоро приду.

Покои девочки отныне располагаются прямо напротив покоев Констанции и, переодевшись, она пересекает коридор, распахивая двери комнаты малышки. Привычным взглядом скользит по обстановке в каком-то параноидальном желании убедиться в том, что ничего не сгорело, хотя всплесков у Юдит больше не было.
- Здравствуй, милая, - в уже привычном жесте проводит ладонью по темным волосам племянницы и целует ее лоб, внимательно осматривает ребенка, как если бы опасалась, что с нею что-то не так, - Как твои дела? Что нового мне расскажешь?